Прошло 35 лет: Чернобыль глазами ликвидаторов
Новая весна, новый апрель вновь напоминают нам об одном из самых печальных событий в нашей истории — о чернобыльской трагедии, со дня которой прошло уже 35 лет.
Об аварии на Чернобыльской атомной станции за эти годы столько сказано, написано, отражено на пленке! И все равно мы до конца, наверное, не знаем всех причин и не осознаем всего масштаба трагедии. Понятно только одно: он мог бы быть в разы большим, если бы не героизм людей, которые ликвидировали последствия аварии, рискуя жизнью и здоровьем.
Ликвидаторы (так мы одним словом называем людей самых разных профессий) работали в опасной зоне посменно: на место тех, кто набирал допустимую дозу радиации, приезжали другие, чтобы дальше вести борьбу с невидимым врагом. Это были ученые, энергетики, пожарные, военнослужащие, медицинские работники, строители, а также сотрудники органов внутренних дел.
Вспоминает майор милиции в отставке Иван Трус:
— Когда случилась чернобыльская трагедия, я служил в УВД Миноблисполкома. В Минской области на тот момент насчитывалось 27 городских и районных отделов милиции, и я занимался формированием сводных отрядов из числа их сотрудников. В составе второго отряда (но первого из Минской области) в чернобыльскую зону отправился и сам: не имел права прятаться за спинами товарищей в такой момент. Был назначен начальником штаба сводного отряда. 27 мая я прибыл в 30-километровую зону, чтобы сориентироваться на месте: ознакомиться с расположением населенных пунктов и понять, чем нам предстоит заниматься, где жить, питаться и т.д.
Жилье нам организовали в Доме культуры консервного завода. Там же нам готовили еду. Курсанты высшей школы милиции жили прямо в зрительном зале, а их командиры расселились в чьих-то бывших кабинетах.
В наши обязанности входило пресечение мародерства и проникновения посторонних на территорию, откуда были отселены и еще отселялись люди. Наблюдать за этим было больно… Представьте, что вы жили, работали, обзаводились хозяйством, сеяли, ждали урожай, а тут в один день вам сказали бросить все на произвол судьбы. Это настоящая человеческая трагедия. Поэтому не удивительно, что люди просто терялись и порой даже от отчаяния не понимали, что делают. Никогда не забуду одну старушку, которая, уезжая из дома, не портрет со стены сняла на память, а схватила старый полусгнивший стульчик, на котором доила корову…
Несли службу сотрудники милиции сменами по 12 часов. Патрулировали в 10- и 30-километровой зоне. Я составлял графики дежурств и ежедневно патрулировал территорию, проезжая за день по 600-700 километров.
То, что мы все видели и переживали, забыть невозможно. Это была какая-то другая реальность. Жара под 30 градусов, а ты в защитном костюме, который нельзя снимать, потому что дозиметр «сходит с ума». Пустые улицы, распахнутые окна домов, где уже нет хозяев, беспризорные животные, которые были обречены на гибель…
Иногда в свои дома наведывались люди, чтобы кое-что забрать из оставленного имущества. Мы контролировали уровень зараженности дозиметром и пробовали убеждать, что отдельные вещи просто нельзя брать. Но кто-то не слушал и забирал…
К тому же, кто-то брал свое, а кто-то — чужое. Пресекали мы и факты мародерства.
Через месяц наш отряд сменили, но я еще не раз был в зоне отчуждения…
Я и теперь часто анализирую увиденное и пережитое той весной 1986 года. Понимаю одно: атом должен быть мирным, а каждый на своем месте должен трудиться добросовестно, честно, и тогда многих трагедий можно избежать…
Вспоминает участник второго сводного отряда, подполковник милиции в отставке Валерий Ажгирей:
— В 1986 году в Москве должны были состояться Игры доброй воли, и мы, курсанты третьего курса Высшей школы милиции, готовились ехать в столицу СССР, чтобы обеспечивать общественный порядок во время их проведения. Занимались по ускоренной программе и жили в предвкушении интересной поездки. Но Чернобыль скорректировал все наши планы…
В программу обучения внепланово включили лекции по радиационной защите. Мы уже знали, что поедем на смену первому сводному отряду.
По дороге в Хойники смотрели по сторонам, пытаясь понять, где же начинается иная жизнь. Но все было, казалось, как и везде.
Казалось… По приезду каждому выдали личный дозиметр, респираторы, черную, наглухо застегивающуюся форму. При жаре в плюс 30 носить ее было настоящим испытанием. Постоянно хотелось нарушить данное требование. Но дозиметр «призывал» к обратному. Впрочем, не все панически боялись радиации: не видно же(!). Местные из оставшихся спокойно пили зараженную воду из колодцев, ели вишни, к которым страшно было подносить прибор, собирали ягоды и грибы.
Первые патрулирования быстро погрузили нас в происходящее: брошенные дома, школы, предприятия, пустые деревни, которые у нас на глазах «хоронили» экскаваторами и бульдозерами, по улицам бродили стаи голодных собак, особенно опасных в ночное время, ведь в населенных пунктах, которые мы патрулировали, не было освещения.
Опасность могли представлять и мародеры. Помню, как однажды мы, увидев распахнутые двери в одном из домов, готовились захватить расхитителей, а наткнулись на старушку лет 80. Она здорово испугалась тогда… Оказалось, тайком вечером вернулась в свой дом, чтобы забрать какие-то вещи.
Люди действительно не понимали до конца, что радиация является угрозой их жизни и здоровью. Виной всему было долгое сокрытие информации, которое порождало слухи и такие фатальные ошибки.
В одно из дежурств нам удалось подняться на смотровую вышку, установленную перед огражденной колючей проволокой зоной, куда уже никто не ходил. Видели станцию, летающие вертолеты, рыжий от радиации лес… Тогда впервые почувствовали настоящий страх от происходящего…
Но Чернобыль запомнился не только службой. Мы были молоды, полны жизни, поэтому, наверное, старались чем-то сгладить полученные негативные эмоции. Например, за тот проведенный месяц успели организовать с местной командой футбольный поединок.
Масштаб трагедии, я думаю, мы все начали осознавать только с годами. Сейчас хочется одного: чтобы нигде и никогда подобное не повторилось.
Елена ШАНТЫКО.
